![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Третий и последний карфагенский пост.
В то время, когда этот текст висел в моём первом ЖЖ в публичном доступе, яс ужасом обнаружил, что он попал в какой-то сетевой дайджест под названием "Свежий взгляд на историю Карфагена". Посему считаю своим долгом заявить, что никакого "свежего взгляда" здесь нет и никаких открытий тоже. Это не более чем популярное изложение.
Карфаген имел 700-летнюю историю, о которой, к сожалению, известно не так много. Так вышло, что лучше всего имеющимися у нас источниками освещены его войны с Римом, и этим объясняется своеобразный «перекос» в восприятии всей карфагенской цивилизации. Карфаген предстаёт главным образом в качестве «соперника Рима», будто бы только для того и существовавшим на свете, чтобы сойтись с Римом в эпическом противостоянии, а в остальном не имевшим никакого значения и вообще представляющим собой какую-то случайность. Дескать, шёл Рим уверенным шагом к могуществу и власти над кругом земель - и вдруг на его победоносном пути возник будто из небытия какой-то непонятный городишко и застрял что заноза в причинном месте, пока римляне наконец не ликвидировали это досадное препятствие (что удалось им с трудом, невзирая на всю прославленную римскую супер-доблесть - такой зловредный городишко оказался…)
Невосполнимой утратой является то, что до нас не дошли карфагенские исторические сочинения, которые могли бы многое прояснить в долгой истории города (а заодно и показали бы карфагенскую точку зрения на военные конфликты, в том числе и с Римом). Правда, некоторые греческие и римские авторы пользовались карфагенскими источниками, но в очень небольшой мере - к тому же и от них осталось немного. Так что приходится собирать по крупицам сведения из вторых, третьих и четвёртых рук, к тому же часто демонстрирующие враждебную позицию (ведь Карфаген был соперником и греков, и римлян) и горько сожалеть о судьбе карфагенских библиотек (их было несколько в городе). Необходимо также иметь в виду, что из-за этой скудости сведений очень многие вопросы, связанные с Карфагеном, с его историей, государственным устройством, культурой, остаются по сей день дискуссионными. Можно утешиться только тем, что это всё же лучше, чем совсем ничего.
Первые века существования Карфагена окутаны мраком. Когда же этот мрак немного рассеивается, то обнаруживается, что Карфаген долгое время платил туземцам-ливийцам дань за занятую землю.
Такое поведение карфагенян у некоторых авторов 19 и начала 20 веков вызывало презрение: это ж надо - платить дань туземцам! Нет бы сразу скрутить их всех в бараний рог и дальше бодро идти по пути завоеваний… Но что, мол, с них взять - они же финикийцы, а финикийцы народец мирный, войн они не любили и стремились жить в мире со всеми – фу, как «мелко» и «неблагородно»….
На своей родной земле финикийцы в самом деле были миролюбивы. Это не значит, что они совсем никогда не воевали, но к завоеваниям они не стремились, предпочитая развивать торговлю, производство и вполне «мирную» колонизацию. Это качество настолько резко выделяет их на фоне других народов древности, что кажется удивительным. Но это странное, прямо-таки ненормальное для своего времени миролюбие было вынужденным. Маленький народ, занимающий территорию «плюнь-разотри», расположенную прямо в «проходном дворе», в окружении сильных соседей, к тому же не обладающий государственным единством (Финикия представляла собой конгломерат нескольких крошечных самостоятельных городов-государств), не годился в агрессоры. Напротив - финикийцы сами часто делались жертвой агрессии со стороны «великих держав», и кто только не вытирал об них ноги. Нередко финикийцы даже не сопротивлялись завоевателям: силы всегда были неравны, и сопротивление обходилось слишком дорого. Поэтому иногда им выгоднее было как-нибудь договориться с очередным хищником - признать его власть, платить дань и всячески выражать свою лояльность. Другое дело, что давление со стороны завоевателей рано или поздно оказывалось слишком сильным. Если финикийцы решались на сопротивление, то они стояли насмерть, защищая свои маленькие города с поразительным упорством – что называется, до последнего вздоха.
Лишённые возможности действовать общепринятыми силовыми методами (будь то банальный грабёж соседних стран или создание империи), финикийцы бросили всю свою энергию на мирные занятия, став величайшими торговцами и мореплавателями древности. Положение в «проходном дворе», да ещё на берегу моря, имело и свои выгоды - здесь очень удобно было со всеми торговать. Нужды торговли способствовали активному развитию ремёсел, работающих не только на удовлетворение собственных потребностей, но и на вывоз; финикийские города были центрами товарного производства. Экономика, основанная на производстве и обмене, оказалась очень эффективной и позволяла финикийцам процветать даже под чужой властью. Со стороны финикийцев это был огромный успех.
В период недолгого «золотого века», когда финикийцев никто не трогал (когда старые «хищники» пришли в упадок или вовсе исчезли, а новые ещё недостаточно усилились), они смогли в полной мере пожать плоды своих достижений. В это время они не вели никакой, даже самой жалкой, завоевательной политики, зато активно занимались торговлей и колонизацией, охватившей весь средиземноморский бассейн. Они стали силой, заметно повлиявшей на развитие цивилизации – и добились этого не оружием, а мирным путём. Их колонии, которые они основывали на побережьях, были в первую очередь торговыми факториями. С туземцами старались по возможности ладить, поскольку в них видели торговых партнёров, а не объект приложения сил, а в случае конфликтов финикийцы чаще оказывались защищающейся стороной.
Вероятно, и Карфаген первые три века своего существования был верен традиционной для финикийцев мирной политике. Да и какая была нужда воевать? Карфаген успешно развивал широкую международную торговлю, благо географическое положение было очень удобным для этого, богател; в 7 веке до н. э. веке город, вероятно, принял большое число новых поселенцев с «исторической родины» (Финикия к тому времени давно сделалась жертвой Ассирии, и число желающих перебраться в колонии, подальше от ассирийского террора, могло увеличиться). Карфаген смог сам стать метрополией – он вывел колонию на Ибицу.
Однако с 6 века до н. э. для Карфагена наступает период войн. Карфаген смог стать сильным в военном отношении государством, создал державу и приобрёл могущество, о котором финикийцы на их родной земле не могли и мечтать. Обстоятельства складывались так, что показать зубы было необходимо. За сохранение столь удачно найденного «места под солнцем» надо было драться.
За финикийцами по пятам шли греки, ставшие серьёзными соперниками финикийцев в деле торговли и колонизации. Финикийцев уже вытеснили из Эгеиды, теперь могли вытеснить и из западного Средиземноморья. Греки-фокейцы, которые, по словам Геродота, «первыми среди эллинов пустились в далёкие морские путешествия», стали обосновываться в сфере влияния финикийцев. Около 600 года до н. э. они основали колонию Массалию (нынешний Марсель). Массалиоты наносили какие-то поражения карфагенскому флоту; пришлось смириться с Массалией и с тем, что она взялась выводить колонии в непосредственной близости от финикийских городов. Фокейцы проникли на Корсику, основав там стоянку Алалию, и пытались, вероятно, обосноваться и на Сардинии. Из-за разбоя фокейцев была парализована торговля Карфагена с Италией. А ведь и это было ещё не всё. Греки утвердились в Кирене на африканском побережье. На Сицилии эллины смогли вытеснить финикийцев в западную часть острова. Ничего хорошего такое положение дел финикийцам не обещало. Вот если бы кто-нибудь смог создать здесь сильное государство, собрать остатки тирской колониальной державы и остановить ставшее угрожающим проникновение греков на запад…
Этим и занялись карфагеняне.
Где-то в 6 веке до н. э. карфагенский полководец Малх, уже отличившийся в войнах с ливийцами (вероятно, он пытался освободить Карфаген от дани), повёл карфагенское ополчение (наёмников карфагеняне тогда ещё не использовали) на Сицилию, а потом и на Сардинию. Мы не знаем подробностей этих военных кампаний; вероятно, Малх пытался подчинить Карфагену старые финикийские колонии. В Сицилии ему сопутствовал успех - он покорил часть острова. На Сардинии он, однако, потерпел поражение. Этим воспользовались его враги в Карфагене, приговорившие его, вместе с войском, к изгнанию. Юстин (18, 7) повествует о том, как воины Малха требовали впустить их в город, но получили отказ; тогда оскорблённый военачальник двинул свою армию на Карфаген и взял город. Перед народным собранием он произнёс речь в своё оправдание, после чего казнил десятерых «сенаторов» (вероятно, членов «совета десяти», то есть всё карфагенское правительство). Он установил свою власть над городом и даже ввёл собственные законы. Кончил Малх, однако, плохо: он был свергнут. Удручающая краткость рассказа Юстина не позволяет восстановить подробности происходящего. Малх был обвинён в стремлении к царской власти и казнён через распятие.
Военную власть получил аристократ Магон, «благодаря деятельности которого выросли и мощь карфагенян, и границы государства, и похвалы воинской славе» (Юстин 19, 1, 1). Он положил начало целой династии военачальников, которых принято называть Магонидами.
Магон провёл какую-то военную реформу; вероятно, он создал наёмное войско. Это не значит, что сами карфагеняне перестали призываться в армию: карфагенские граждане продолжали служить во всех формированиях и на всех ступенях вооружённых сил, от рядовых до командующих. Привлечение наёмников имело целью повысить численность и боеспособность армии, так как для той активной политики, которую проводили Магониды, ополчения уже было недостаточно. Командный состав формировался из представителей карфагенской аристократии. Могли образовываться династии полководцев, какими были Магониды и позже Барки; из этой среды иной раз выходили незаурядные личности. Карфагеняне, которых часто представляют «торгашами» и больше никем, могли быть, когда надо, прекрасными воинами.
В те несколько десятилетий, что Магониды удерживали военную власть, Карфаген создал свою державу.
Нужно было что-то делать с фокейцами, и карфагеняне пошли на более тесное сближение со своими давними торговыми партнёрами – этрусками. Как сообщает Геродот, «так как они (фокейцы) стали разорять окрестности и грабить жителей, то тирсены (этруски) и карфагеняне, заключив союз, пошли на них войной» (1, 166). Против фокейцев они выставили объединенный флот. В битве при Алалии (535 г. до н. э.) греки приписывали себе победу, которая, однако, была «кадмейской» (как сказали бы позже, «пирровой», т. е. равносильной поражению): они потеряли почти весь свой флот и вынуждены были отказаться от претензий на Корсику и Сардинию. Корсику получили этруски, а Сардиния вошла в сферу влияния Карфагена, и здесь рядом со старыми финикийскими колониями стали появляться карфагенские.
Скоро карфагеняне столкнулись с греками в Африке. Спартанский царевич Дориэй, не получив власти у себя на родине, отправился в Ливию и основал поселение у реки Кинип, в непосредственной близости от финикийской колонии Лептис. Через два года карфагеняне и их союзники-ливийцы изгнали его оттуда, и спартанец вернулся несолоно хлебавши в Пелопоннес. Вероятно, Лептис обратился к Карфагену за помощью, но в результате этого должен был войти в состав карфагенской державы.
Шли и какие-то войны с Киреной, в результате которых была установлена чёткая граница между карфагенскими и киренскими владениями, причём бОльшая часть спорной территории досталась Карфагену. Об этом конфликте неизвестно никаких подробностей, зато сохранилась сложившаяся позже патриотическая легенда. Вот как излагает её римский историк Саллюстий (он был наместником Африки и к тому же имел доступ к неким «пуническим книгам»):
Раз уж события в Лепте привели нас в эти края, мне кажется уместным рассказать об из ряда вон выходящем, изумительном поступке двух карфагенян. Об этом мне напомнили сами места. В те времена, когда Карфаген владычествовал почти во всей Африке, Кирена тоже была могущественна и богата. Между обоими городами лежала однообразная песчаная равнина; не было ни реки, ни горы, которые могли бы служить границей между ними. Это обстоятельство привело к тяжелой и долгой войне. После того как не раз соперники разбивали вражеский флот и наносили огромный ущерб друг другу, они, опасаясь, как бы на усталых победителей и побежденных не напал кто-либо третий, заключив перемирие, договариваются о том, чтобы в назначенный день из обоих городов вышли послы, и там, где они встретятся, установится граница между обоими народами. И вот отправленные из Карфагена два брата по имени Филены поспешили в дорогу; киреняне передвигались медленнее. Произошло ли это по их лености или случайно, не знаю, но в этих местах непогода задерживает человека почти так же, как и на море, ибо всякий раз, как ветер на этой голой равнине поднимает с земли песок, тот, стремительно двигаясь, набивается в рот и глаза, застилая взор и задерживая путника. Киреняне, увидев, насколько их опередили, и испугавшись наказания, ожидавшего их дома, обвинили карфагенян в том, что они вышли в путь раньше установленного срока; они спорили и готовы были на что угодно, только бы не уходить побежденными. Но когда пунийцы предложили поставить другие условия, лишь бы они были справедливыми, греки предоставили карфагенянам на выбор: либо чтобы они в том месте, где желают провести границу своей страны, позволили зарыть себя в землю живыми, либо чтобы сами греки на тех же условиях отправились до того места, которое выберут. Филены согласились и принесли себя и свою жизнь в жертву отечеству — они были заживо зарыты. В этом месте карфагеняне посвятили алтари братьям Филенам, а на родине учредили для них и другие почести.
(«Югуртинская война». 79, 1-10. Существовала ещё версия, согласно которой был только один Филен).
Карфаген смог подчинить себе и южную Испанию. Мы не знаем точную дату, когда это произошло, но это могло быть где-то в конце 6 века до н. э. Эта территория издавна находилась в сфере интересов финикийцев (вероятно, и само название «Испания» имеет финикийское происхождение); старейшая колония Гадир (лат. Гадес; современный Кадис) была основана, по преданию, ещё в 12 веке до н. э. Финикийцы активно колонизировали побережье; их влияние на местное население было столь сильным, что здесь возникло государство Тартесс (библейский Таршиш), чья культура имела ярко выраженный «ориентализирующий» характер. Со временем Тартесс усилился настолько, чтобы в союзе с греками из Массалии попытаться выдворить финикийцев с Пиренеев, напав на Гадес.
Гадес обратился за помощью к Карфагену. Карфагеняне, по словам Юстина, «защитили гадитан от притеснений и присоединили большую часть провинции к своей империи». Последнему гадитане отнюдь не обрадовались – уж об этом они не просили, чтобы их «присоединяли». Существовала даже версия, исходящая, вероятно, от самих гадитан, что от нашествия тартессиев их вообще спас бог Мелькарт (а не какие-то там карфагеняне). Затем Карфаген подчинил себе прочие финикийские города Испании и остатки державы тартессиев. Утверждение в южной Испании дало карфагенянам возможность установить полный контроль над Гибралтарским проливом.
В центральном Средиземноморье дела карфагенян шли не столь блестяще. На Сардинии они попытались проникнуть вглубь острова, но без особого успеха. Сын Магона Гасдрубал (Азру-Баал) погиб в войне с сардами; его преемникам также не удалось полностью покорить остров, и карфагенянам пришлось удовлетвориться властью над побережьем и некоторыми внутренними районами на юге и западе острова. От непокорённых районов карфагенские владения отделяла система оборонительных сооружений.
Особая ситуация сложилась на Сицилии, где карфагеняне столкнулись с греками. Это положило начало бесконечным войнам за Сицилию.
Началось с того, что уже упомянутый спартанский царевич Дориэй, потерпев неудачу в Африке, в 510 году до н. э. попытался обосноваться в западной части Сицилии, прямо между старыми финикийскими городами Панормом (совр. Палермо) и Солунтом. Он был побеждён «в битве с финикиянами и эгестийцами» (жителями Эгесты – элимами, которые были союзниками финикийцев), но война на этом не кончилась; наоборот – в неё втянулись новые участники. Гелон – тиран города Гелы, а затем правитель Сиракуз - даже обращался к балканским грекам за помощью в войне с карфагенянами под предлогом мести за Дориэя (правда, безуспешно); вероятно, война разгорелась очень серьёзная.
Свою роль в конфликте сыграли и раздоры между сицилийскими греками. Ферон, тиран Акраганта, бывший союзником Гелона, лишил власти Терилла – тирана Гимеры. Терилл объявился в Карфагене и нашёл там покровительство. Карфагеняне, которым усиление Гелона и Ферона не предвещало ничего хорошего, решили воспользоваться случаем.
Огромное карфагенское войско, которым командовал сын Магона – Гамилькар (Абд-Мелькарт), высадилось на Сицилии. С пунийцами объединились их эллинские союзники. Однако их ждало сокрушительное поражение. В битве при Гимере (480 г. до н. э.) конница Гелона смогла напасть на карфагенян врасплох, пока они только готовились к предстоящему сражению, сжечь их корабли и полностью разгромить приведённую в полное расстройство (хотя и упорно сопротивлявшуюся) карфагенскую армию. Гамилькар, совершавший жертвоприношения во время неожиданного нападения греков, погиб; его тела победители не нашли. Карфагеняне рассказывали, что он, увидев бегство своих воинов, бросился в жертвенный огонь, принёся в жертву самого себя.
Между Карфагеном и Сиракузами был заключён мир, согласно которому Карфаген оплачивал военные расходы Гелона и выплачивал контрибуцию в 2 тысячи талантов серебра. Свои владения на западе Сицилии пунийцы, однако, сохраняли. Поражение не стало для Карфагена катастрофой, однако заставило заметно изменить свою политику.
Карфагеняне переключились на укрепление своих позиций в Африке, где во время заморских войн их положение так ухудшилось, что они снова сделались данниками ливийцев. Успешные действия против ливийцев вели внуки Магона (числом 6 человек). Среди них первенствующее положение, вероятно, занимал Ганнон (Ханон), которого иногда отождествляют с Ганноном-мореплавателем, возглавлявшим карфагенскую экспедицию вдоль атлантического побережья Африки, и о котором Дион Хризостом говорил, что он превратил карфагенян из тирийцев в ливийцев. Последнее означало, конечно, не смену «национальности», а то, что Карфаген перестал быть только морской державой и приобрёл достаточно значительные континентальные владения. Магониды заставили окружающие ливийские племена отказаться от дани; вероятно, они же и превратили их в своих подданных. Где-то в 5 веке в состав державы были включены и те старые финикийские колонии на побережье Африки, которые ещё оставались самостоятельными.
Параллельно развивалась активная «мирная» колонизация. Археологические изыскания показали, что она имела немалый размах: побережье Туниса и Алжира было усыпано пунийскими поселениями. Обосновывались карфагеняне и на атлантическом побережье Африки, на берегу нынешнего Марокко. Эти колонии были опорными пунктами для торговли. Пунийцы заняли также Мальту и Балеарские острова.
Итак, к середине 5 века до н. э. держава была создана, и в течение последующих двух веков расширение её было довольно незначительным – активная экспансия уже была «свёрнута».
На настоящую «империю» это государственное образование походило мало. «Империалистический хищник» из Карфагена вышел далеко не самый зубастый (если вышел вообще), а его власть над покорёнными территориями основывалась в бОльшей степени на влиянии, чем на прямом вмешательстве.
По-настоящему жёсткие методы пунийцы применили по отношению к «подданным» – ливийским племенам, покорённым в это время. Ливийцы должны были платить Карфагену натуральный налог в виде десятины урожая, из них также набирали рекрутов (не наёмников). Известно, что во время первой Пунической войны карфагенские власти взвинтили налог до половины урожая. Вряд ли, однако, это было правилом – скорее неудачно найденной пожарной мерой (та война оказалась очень разорительной), имевшей дурные последствия. Случались восстания ливийцев, которые жестоко подавлялись.
Кочевые племена – нумидийцы считались союзниками Карфагена. Они поставляли в карфагенскую армию прекрасную конницу. Зависимость их от Карфагена была очень слабой. В таком же положении, вероятно, находились и некоторые другие народы, находившиеся в сфере влияния Карфагена.
Что же касается карфагенских колоний и присоединённых к державе финикийских городов, то они жили собственной жизнью. У них были собственные правительства, некоторые чеканили собственную монету. Похоже, они даже не были обязаны оказывать Карфагену военную помощь. Значительная часть городов и присоединённых территорий, однако, находилась под карфагенским протекторатом. Это означало, что Карфаген брал под свой контроль их внешнюю торговлю. Да уж, немыслимая жестокость. Вероятно, в таком положении находилась и Утика – старейшая тирская колония в Африке, сошедшая на вторые роли после включения в состав Карфагенской державы. За это утикийцы ненавидели Карфаген, впоследствии доходя даже до сотрудничества с его врагами, и можно только удивляться либерализму карфагенских властей, не пытавшихся после этого расправиться с «изменниками» и даже сохранявших за Утикой формальное равноправие.
Карфагенская держава не была достаточно прочной. «Слабым звеном» была уже её территориальная разбросанность. Ей также недоставало спаянности: Карфаген вполне удовлетворялся гегемонией, и лишь небольшая часть его владений была поставлено под его прямое управление. Не стОит оценивать это как однозначное зло: пожалуй, для всех, кроме «подданных»-ливийцев, власть Карфагена была не слишком уж тяжела. Но перед лицом внешнего врага это оборачивалось большой слабостью, что и обнаружилось потом во время войн с Римом, когда держава пунийцев, по удачному выражению Моммзена, «рвалась, как паутина». Сам Карфаген был очень уязвим, находясь в очень ненадёжном окружении, причём, как показали события, опасаться следовало даже не угнетённых «подданных», а союзников, которые в случае чего были не прочь поживиться за счёт Карфагена.
В описываемое время, однако, бояться этого ещё не приходилось. Карфаген был могуществен, процветал и благоденствовал.
Где-то в середине 5 века до н. э. настал конец диктатуре Магонидов. Мы не знаем в точности, как это произошло. Эта династия, по словам Юстина, «стала тяжкой для свободного государства». Последние Магониды сосредоточили в своих руках слишком большую власть, явно не соответствующую их официальному положению – они теперь «всё сами делали и решали», точно самодержавные правители, и перегнули в этом палку. Гисгон, сын погибшего Гамилькара, был отправлен в изгнание, а в государственном устройстве были проведены реформы с целью ограничить власть военачальников и больше не допустить диктатуры. Впоследствии карфагенские власти часто относились с недоверием к удачливым и популярным полководцам, видя в них потенциальных диктаторов (что было недалеко от истины).
В отношении своих соперников-греков пунийцы придерживались «ограничительной» политики. Стремление Карфагена к мировому господству существует разве что в воображении г-жи Бобровниковой; пунийцев, чей наступательный порыв порядком выдохся после поражения при Гимере, интересовали вещи более «приземлённые» – сохранение торговой монополии в западном Средиземноморье и удобного для себя равновесия сил. Это означало в первую очередь то, что нельзя было допускать усиления греков на Сицилии. Военные действия сконцентрировались на этом острове, где в конце 5 века началась дурная бесконечность греко-пунийских войн. Чем-то это напоминало вечные разборки шпаны из соседних дворов: сошлись, помахали кулаками/арматурой, понавесили фингалов, проломили пару черепов и разошлись – до следующего раза. Войны шли с переменным успехом, не принося решительного перевеса и окончательной победы ни одной из сторон.
Началось с того, что жители Эгесты, теснимые греками из Селинунта, просили помощи у Карфагена, соглашаясь перейти под его власть. Пунийцы, памятуя о поражении при Гимере, согласились не без колебаний. Для этого снова пришлось вспомнить о Магонидах. Из изгнания был возвращён внук павшего при Гиммере Гамилькара – Ганнибал (Ханни-Баал; не путать с более известным героем второй пунической войны); ему доверили командование над войском. Карфагенские власти могли рассчитывать на то, что он захочет отомстить за деда – и не ошиблись. Ганнибал захватил и разрушил отчаянно сопротивлявшийся Селинунт, а затем и Гимеру, где погиб его дед. Рассказывали, что там он совершил свирепую кровную месть, перебив три тысячи пленных. После этого вполне удовлетворённый Ганнибал вернулся со своей армией в Карфаген. Гимера и Селинунт вскоре снова достались грекам. В 406 году до н. э. карфагеняне послали на Сицилию новую армию во главе которой стоял тот же Ганнибал и его родственник Гимилькон (Химилькат). На этот раз карфагеняне предприняли более широкое наступление на греческие города. Правда, во время осады города Акраганта неожиданно умер Ганнибал, но Гимилькон смог довести осаду до конца. Акрагант пал, за ним пали города Гела и Камарина. Сами Сиракузы были осаждены, но в карфагенском лагере началась эпидемия, и пришлось идти на мировую. Мирный договор 405 г. устанавливал границу между карфагенскими и греческими владениями в Сицилии, при этом Карфагену отходили некоторые завоёванные территории, так что исход кампании можно было считать успешным.
Мир продержался недолго. Сиракузский тиран Дионисий тщательно готовился к новой войне. В 398 г оду до н. э. он двинул свою армию в карфагенскую часть острова. Он дошёл до Мотии, опорного пункта карфагенян на Сицилии, и осадил её. Героическое сопротивление Мотии было безуспешным – город был разрушен и больше не восстанавливался. Спасать положение отправился Гимилькон, снова попытавшийся осадить Сиракузы. Однако он потерпел поражение. Вернувшись с позором в Карфаген, он покончил с собой. В 392 году был заключён мир. По его условиям карфагеняне теряли бОльшую часть своих владений, сохранив за собой лишь западную оконечность острова.
Неудачи карфагенян этим не исчерпывались: восстали ливийцы, решившие воспользоваться поражением Карфагена. Пунийцы едва не потеряли свои африканские владения; была угроза и для самого Карфагена. Распространялось мнение, будто беды преследуют карфагенян из-за того, что армия Гимилькона в Сицилии разрушила храм греческих богинь Деметры и Персефоны. Чтобы умилостивить богинь, в Карфагене был введён их культ. Эта мера могла лишний раз ударить по престижу Магонидов, которые и совершили святотатство. Магониды окончательно сходят со сцены – больше мы их в истории Карфагена не встретим.
Властям удалось навести порядок в Карфагене. Конфликту же с Дионисием не было видно конца. Дионисий попытался захватить Эгесту, что заставило карфагенян вновь отправить на Сицилию свои войска. На этот раз удача больше сопутствовала карфагенянам – они вернули себе ранее завоёванные территории и дошли до реки Галик. В 368 году Дионисий начал последнюю свою войну с карфагенянами. В начале войны ему помогло то, что некий карфагенский аристократ Суниат (Сунйатон или, может быть, Эшмунйатон) сыграл роль добровольного шпиона на его службе, выдав ему военные секреты карфагенян. Причиной этому была... неприязнь к военачальнику Ганнону (вероятно, они соперничали из-за власти). Предатель, конечно, был осуждён, но его предательством сумел воспользоваться Дионисий, захвативший некоторые города и осадивший Лилибей (новый опорный пункт карфагенян, основанный после гибели Мотии). Но затем удача отвернулась от тирана: взять Лилибей не удалось, карфагеняне разбили греческий флот, а затем и сам тиран умер. Его преемник, Дионисий-младший, заключил с пунийцами мир.
И этот мир был недолог. Греческая часть Сицилии погрузилась в смуты и раздоры. Один из претендентов на власть в Сиракузах, Гикет, вступил в союз с карфагенянами. В Сицилию была послана армия во главе с Ганноном, тем самым, что успешно закончил последнюю войну с Дионисием. Вероятно, на его счету были и ещё какие-то успехи, за которые он получил прозвище Великого. (Иногда предполагается, что его потомком был одиозный персонаж времён Пунических войн, тоже называвшийся Ганноном Великим, хотя ничего хоть сколько-нибудь великого он не совершил; должно быть, прозвище сделалось наследственным, как фамилия). Ганнон двинулся на Сиракузы, раздираемые гражданской войной, и едва не взял их. Однако присланное из Коринфа войско во главе с Тимолеонтом заставило карфагенян уйти. Ганнон был смещен со своего поста, а его преемник, вступивший в войну с Тимолеонтом, был разбит.
Ганнон, вернувшись в Карфаген, предпринял попытку захватить власть. Он задумал пригласить к себе всех членов карфагенского совета, якобы на свадьбу дочери, а на самом деле для того, чтобы их перебить. Однако его замысел «раскусили». Тогда, вооружив большое число рабов, он занял какую-то крепость и пытался поднять на мятеж ливийцев, но ничего у него не вышло: он был схвачен, подвергнут пыткам и казнён почти со всеми родственниками. Его сын Гисгон был изгнан.
Карфагенские власти поступили верно, сохранив жизнь Гисгону, так как скоро пришлось звать его обратно: дела карфагенян на Сицилии пошли из рук вон плохо, а Гисгон уже был известен своими военными способностями. Став командующим, Гисгон действительно добился некоторых успехов, позволивших пунийцам заключить в 338 году мир на вполне выгодных условиях.
Новая большая война началась, когда власть в Сиракузах захватил Агафокл. Напав на карфагенские владения в Сицилии, он не добился большого успеха, а в битве в 311 году потерпел серьёзное поражение. Тогда он решил пойти на риск и перенести войну в Африку. В 310 году греческая армия оказалась на африканской территории и заняла город Тунет. Карфагеняне спешно набрали новую армию, поставив во главе её двух враждующих военачальников (чтобы ни один не метил в диктаторы). Эта армия была разбита, один из командующих погиб. Этим попытались воспользоваться нумидийцы (правда, с этим бедствием пунийцы сумели быстро справиться). И как будто этого было мало, Бомилькар (Бод-Мелькарт), второй командующий карфагенской армией, попытался захватить власть в Карфагене. Дело дошло до уличных боёв. В конце концов беспорядки удалось прекратить, участники смуты получили амнистию, а сам неудачливый кандидат в диктаторы был казнён. Агафокл упустил благоприятный момент. Овладеть Карфагеном он не смог и вернулся на Сицилию, где подняли голову его старые враги, а в Африке оставил своего сына Архагата. Архагат был разбит карфагенянами; возвращение Агафокла не могло поправить дело, и в результате Агафокл должен был заключить невыгодный для себя мир и платить Карфагену контрибуцию. Его италийские наёмники заняли в Сицилии город Мессану. Это были те самые мамертинцы, которые впоследствии сыграют свою роль в развязывании первого конфликта Карфагена с Римом.
В 278 году в Сицилии появился эпирский царь, авантюрист Пирр. До этого он одержал в Италии пиррову победу над римлянами и теперь с готовностью откликнулся на призыв сицилийских греков помочь в войне с карфагенянами (так как военные действия здесь не прекратились и после смерти Агафокла). Пирр завоевал почти весь остров. Карфагеняне с трудом держались в Лилибее и казалось, что их вот-вот полностью выдворят из Сицилии. Спасло их только то, что Пирр в конце концов настроил сицилийских греков против себя и должен был уйти, после чего карфагеняне вернули себе свои владения и попытались их расширить.
И кому могло бы прийти тогда в голову, чем может завершиться эта бесконечная борьба греков и карфагенян за Сицилию? А завершилась она тем, что остров достался Риму. Вплоть до Пунических войн карфагеняне не видели в римлянах врагов. Традиционными соперниками были греки, а римляне были союзниками, с которыми Карфаген постоянно заключал договоры. Конечно, успехи Рима в Италии могли несколько настораживать, но вряд ли карфагеняне могли представить, что именно эти опасно усилившиеся «друзья» станут их злейшими врагами, а впоследствии – и палачами.
В то время, когда этот текст висел в моём первом ЖЖ в публичном доступе, я
Карфаген имел 700-летнюю историю, о которой, к сожалению, известно не так много. Так вышло, что лучше всего имеющимися у нас источниками освещены его войны с Римом, и этим объясняется своеобразный «перекос» в восприятии всей карфагенской цивилизации. Карфаген предстаёт главным образом в качестве «соперника Рима», будто бы только для того и существовавшим на свете, чтобы сойтись с Римом в эпическом противостоянии, а в остальном не имевшим никакого значения и вообще представляющим собой какую-то случайность. Дескать, шёл Рим уверенным шагом к могуществу и власти над кругом земель - и вдруг на его победоносном пути возник будто из небытия какой-то непонятный городишко и застрял что заноза в причинном месте, пока римляне наконец не ликвидировали это досадное препятствие (что удалось им с трудом, невзирая на всю прославленную римскую супер-доблесть - такой зловредный городишко оказался…)
Невосполнимой утратой является то, что до нас не дошли карфагенские исторические сочинения, которые могли бы многое прояснить в долгой истории города (а заодно и показали бы карфагенскую точку зрения на военные конфликты, в том числе и с Римом). Правда, некоторые греческие и римские авторы пользовались карфагенскими источниками, но в очень небольшой мере - к тому же и от них осталось немного. Так что приходится собирать по крупицам сведения из вторых, третьих и четвёртых рук, к тому же часто демонстрирующие враждебную позицию (ведь Карфаген был соперником и греков, и римлян) и горько сожалеть о судьбе карфагенских библиотек (их было несколько в городе). Необходимо также иметь в виду, что из-за этой скудости сведений очень многие вопросы, связанные с Карфагеном, с его историей, государственным устройством, культурой, остаются по сей день дискуссионными. Можно утешиться только тем, что это всё же лучше, чем совсем ничего.
Первые века существования Карфагена окутаны мраком. Когда же этот мрак немного рассеивается, то обнаруживается, что Карфаген долгое время платил туземцам-ливийцам дань за занятую землю.
Такое поведение карфагенян у некоторых авторов 19 и начала 20 веков вызывало презрение: это ж надо - платить дань туземцам! Нет бы сразу скрутить их всех в бараний рог и дальше бодро идти по пути завоеваний… Но что, мол, с них взять - они же финикийцы, а финикийцы народец мирный, войн они не любили и стремились жить в мире со всеми – фу, как «мелко» и «неблагородно»….
На своей родной земле финикийцы в самом деле были миролюбивы. Это не значит, что они совсем никогда не воевали, но к завоеваниям они не стремились, предпочитая развивать торговлю, производство и вполне «мирную» колонизацию. Это качество настолько резко выделяет их на фоне других народов древности, что кажется удивительным. Но это странное, прямо-таки ненормальное для своего времени миролюбие было вынужденным. Маленький народ, занимающий территорию «плюнь-разотри», расположенную прямо в «проходном дворе», в окружении сильных соседей, к тому же не обладающий государственным единством (Финикия представляла собой конгломерат нескольких крошечных самостоятельных городов-государств), не годился в агрессоры. Напротив - финикийцы сами часто делались жертвой агрессии со стороны «великих держав», и кто только не вытирал об них ноги. Нередко финикийцы даже не сопротивлялись завоевателям: силы всегда были неравны, и сопротивление обходилось слишком дорого. Поэтому иногда им выгоднее было как-нибудь договориться с очередным хищником - признать его власть, платить дань и всячески выражать свою лояльность. Другое дело, что давление со стороны завоевателей рано или поздно оказывалось слишком сильным. Если финикийцы решались на сопротивление, то они стояли насмерть, защищая свои маленькие города с поразительным упорством – что называется, до последнего вздоха.
Лишённые возможности действовать общепринятыми силовыми методами (будь то банальный грабёж соседних стран или создание империи), финикийцы бросили всю свою энергию на мирные занятия, став величайшими торговцами и мореплавателями древности. Положение в «проходном дворе», да ещё на берегу моря, имело и свои выгоды - здесь очень удобно было со всеми торговать. Нужды торговли способствовали активному развитию ремёсел, работающих не только на удовлетворение собственных потребностей, но и на вывоз; финикийские города были центрами товарного производства. Экономика, основанная на производстве и обмене, оказалась очень эффективной и позволяла финикийцам процветать даже под чужой властью. Со стороны финикийцев это был огромный успех.
В период недолгого «золотого века», когда финикийцев никто не трогал (когда старые «хищники» пришли в упадок или вовсе исчезли, а новые ещё недостаточно усилились), они смогли в полной мере пожать плоды своих достижений. В это время они не вели никакой, даже самой жалкой, завоевательной политики, зато активно занимались торговлей и колонизацией, охватившей весь средиземноморский бассейн. Они стали силой, заметно повлиявшей на развитие цивилизации – и добились этого не оружием, а мирным путём. Их колонии, которые они основывали на побережьях, были в первую очередь торговыми факториями. С туземцами старались по возможности ладить, поскольку в них видели торговых партнёров, а не объект приложения сил, а в случае конфликтов финикийцы чаще оказывались защищающейся стороной.
Вероятно, и Карфаген первые три века своего существования был верен традиционной для финикийцев мирной политике. Да и какая была нужда воевать? Карфаген успешно развивал широкую международную торговлю, благо географическое положение было очень удобным для этого, богател; в 7 веке до н. э. веке город, вероятно, принял большое число новых поселенцев с «исторической родины» (Финикия к тому времени давно сделалась жертвой Ассирии, и число желающих перебраться в колонии, подальше от ассирийского террора, могло увеличиться). Карфаген смог сам стать метрополией – он вывел колонию на Ибицу.
Однако с 6 века до н. э. для Карфагена наступает период войн. Карфаген смог стать сильным в военном отношении государством, создал державу и приобрёл могущество, о котором финикийцы на их родной земле не могли и мечтать. Обстоятельства складывались так, что показать зубы было необходимо. За сохранение столь удачно найденного «места под солнцем» надо было драться.
За финикийцами по пятам шли греки, ставшие серьёзными соперниками финикийцев в деле торговли и колонизации. Финикийцев уже вытеснили из Эгеиды, теперь могли вытеснить и из западного Средиземноморья. Греки-фокейцы, которые, по словам Геродота, «первыми среди эллинов пустились в далёкие морские путешествия», стали обосновываться в сфере влияния финикийцев. Около 600 года до н. э. они основали колонию Массалию (нынешний Марсель). Массалиоты наносили какие-то поражения карфагенскому флоту; пришлось смириться с Массалией и с тем, что она взялась выводить колонии в непосредственной близости от финикийских городов. Фокейцы проникли на Корсику, основав там стоянку Алалию, и пытались, вероятно, обосноваться и на Сардинии. Из-за разбоя фокейцев была парализована торговля Карфагена с Италией. А ведь и это было ещё не всё. Греки утвердились в Кирене на африканском побережье. На Сицилии эллины смогли вытеснить финикийцев в западную часть острова. Ничего хорошего такое положение дел финикийцам не обещало. Вот если бы кто-нибудь смог создать здесь сильное государство, собрать остатки тирской колониальной державы и остановить ставшее угрожающим проникновение греков на запад…
Этим и занялись карфагеняне.
Где-то в 6 веке до н. э. карфагенский полководец Малх, уже отличившийся в войнах с ливийцами (вероятно, он пытался освободить Карфаген от дани), повёл карфагенское ополчение (наёмников карфагеняне тогда ещё не использовали) на Сицилию, а потом и на Сардинию. Мы не знаем подробностей этих военных кампаний; вероятно, Малх пытался подчинить Карфагену старые финикийские колонии. В Сицилии ему сопутствовал успех - он покорил часть острова. На Сардинии он, однако, потерпел поражение. Этим воспользовались его враги в Карфагене, приговорившие его, вместе с войском, к изгнанию. Юстин (18, 7) повествует о том, как воины Малха требовали впустить их в город, но получили отказ; тогда оскорблённый военачальник двинул свою армию на Карфаген и взял город. Перед народным собранием он произнёс речь в своё оправдание, после чего казнил десятерых «сенаторов» (вероятно, членов «совета десяти», то есть всё карфагенское правительство). Он установил свою власть над городом и даже ввёл собственные законы. Кончил Малх, однако, плохо: он был свергнут. Удручающая краткость рассказа Юстина не позволяет восстановить подробности происходящего. Малх был обвинён в стремлении к царской власти и казнён через распятие.
Военную власть получил аристократ Магон, «благодаря деятельности которого выросли и мощь карфагенян, и границы государства, и похвалы воинской славе» (Юстин 19, 1, 1). Он положил начало целой династии военачальников, которых принято называть Магонидами.
Магон провёл какую-то военную реформу; вероятно, он создал наёмное войско. Это не значит, что сами карфагеняне перестали призываться в армию: карфагенские граждане продолжали служить во всех формированиях и на всех ступенях вооружённых сил, от рядовых до командующих. Привлечение наёмников имело целью повысить численность и боеспособность армии, так как для той активной политики, которую проводили Магониды, ополчения уже было недостаточно. Командный состав формировался из представителей карфагенской аристократии. Могли образовываться династии полководцев, какими были Магониды и позже Барки; из этой среды иной раз выходили незаурядные личности. Карфагеняне, которых часто представляют «торгашами» и больше никем, могли быть, когда надо, прекрасными воинами.
В те несколько десятилетий, что Магониды удерживали военную власть, Карфаген создал свою державу.
Нужно было что-то делать с фокейцами, и карфагеняне пошли на более тесное сближение со своими давними торговыми партнёрами – этрусками. Как сообщает Геродот, «так как они (фокейцы) стали разорять окрестности и грабить жителей, то тирсены (этруски) и карфагеняне, заключив союз, пошли на них войной» (1, 166). Против фокейцев они выставили объединенный флот. В битве при Алалии (535 г. до н. э.) греки приписывали себе победу, которая, однако, была «кадмейской» (как сказали бы позже, «пирровой», т. е. равносильной поражению): они потеряли почти весь свой флот и вынуждены были отказаться от претензий на Корсику и Сардинию. Корсику получили этруски, а Сардиния вошла в сферу влияния Карфагена, и здесь рядом со старыми финикийскими колониями стали появляться карфагенские.
Скоро карфагеняне столкнулись с греками в Африке. Спартанский царевич Дориэй, не получив власти у себя на родине, отправился в Ливию и основал поселение у реки Кинип, в непосредственной близости от финикийской колонии Лептис. Через два года карфагеняне и их союзники-ливийцы изгнали его оттуда, и спартанец вернулся несолоно хлебавши в Пелопоннес. Вероятно, Лептис обратился к Карфагену за помощью, но в результате этого должен был войти в состав карфагенской державы.
Шли и какие-то войны с Киреной, в результате которых была установлена чёткая граница между карфагенскими и киренскими владениями, причём бОльшая часть спорной территории досталась Карфагену. Об этом конфликте неизвестно никаких подробностей, зато сохранилась сложившаяся позже патриотическая легенда. Вот как излагает её римский историк Саллюстий (он был наместником Африки и к тому же имел доступ к неким «пуническим книгам»):
Раз уж события в Лепте привели нас в эти края, мне кажется уместным рассказать об из ряда вон выходящем, изумительном поступке двух карфагенян. Об этом мне напомнили сами места. В те времена, когда Карфаген владычествовал почти во всей Африке, Кирена тоже была могущественна и богата. Между обоими городами лежала однообразная песчаная равнина; не было ни реки, ни горы, которые могли бы служить границей между ними. Это обстоятельство привело к тяжелой и долгой войне. После того как не раз соперники разбивали вражеский флот и наносили огромный ущерб друг другу, они, опасаясь, как бы на усталых победителей и побежденных не напал кто-либо третий, заключив перемирие, договариваются о том, чтобы в назначенный день из обоих городов вышли послы, и там, где они встретятся, установится граница между обоими народами. И вот отправленные из Карфагена два брата по имени Филены поспешили в дорогу; киреняне передвигались медленнее. Произошло ли это по их лености или случайно, не знаю, но в этих местах непогода задерживает человека почти так же, как и на море, ибо всякий раз, как ветер на этой голой равнине поднимает с земли песок, тот, стремительно двигаясь, набивается в рот и глаза, застилая взор и задерживая путника. Киреняне, увидев, насколько их опередили, и испугавшись наказания, ожидавшего их дома, обвинили карфагенян в том, что они вышли в путь раньше установленного срока; они спорили и готовы были на что угодно, только бы не уходить побежденными. Но когда пунийцы предложили поставить другие условия, лишь бы они были справедливыми, греки предоставили карфагенянам на выбор: либо чтобы они в том месте, где желают провести границу своей страны, позволили зарыть себя в землю живыми, либо чтобы сами греки на тех же условиях отправились до того места, которое выберут. Филены согласились и принесли себя и свою жизнь в жертву отечеству — они были заживо зарыты. В этом месте карфагеняне посвятили алтари братьям Филенам, а на родине учредили для них и другие почести.
(«Югуртинская война». 79, 1-10. Существовала ещё версия, согласно которой был только один Филен).
Карфаген смог подчинить себе и южную Испанию. Мы не знаем точную дату, когда это произошло, но это могло быть где-то в конце 6 века до н. э. Эта территория издавна находилась в сфере интересов финикийцев (вероятно, и само название «Испания» имеет финикийское происхождение); старейшая колония Гадир (лат. Гадес; современный Кадис) была основана, по преданию, ещё в 12 веке до н. э. Финикийцы активно колонизировали побережье; их влияние на местное население было столь сильным, что здесь возникло государство Тартесс (библейский Таршиш), чья культура имела ярко выраженный «ориентализирующий» характер. Со временем Тартесс усилился настолько, чтобы в союзе с греками из Массалии попытаться выдворить финикийцев с Пиренеев, напав на Гадес.
Гадес обратился за помощью к Карфагену. Карфагеняне, по словам Юстина, «защитили гадитан от притеснений и присоединили большую часть провинции к своей империи». Последнему гадитане отнюдь не обрадовались – уж об этом они не просили, чтобы их «присоединяли». Существовала даже версия, исходящая, вероятно, от самих гадитан, что от нашествия тартессиев их вообще спас бог Мелькарт (а не какие-то там карфагеняне). Затем Карфаген подчинил себе прочие финикийские города Испании и остатки державы тартессиев. Утверждение в южной Испании дало карфагенянам возможность установить полный контроль над Гибралтарским проливом.
В центральном Средиземноморье дела карфагенян шли не столь блестяще. На Сардинии они попытались проникнуть вглубь острова, но без особого успеха. Сын Магона Гасдрубал (Азру-Баал) погиб в войне с сардами; его преемникам также не удалось полностью покорить остров, и карфагенянам пришлось удовлетвориться властью над побережьем и некоторыми внутренними районами на юге и западе острова. От непокорённых районов карфагенские владения отделяла система оборонительных сооружений.
Особая ситуация сложилась на Сицилии, где карфагеняне столкнулись с греками. Это положило начало бесконечным войнам за Сицилию.
Началось с того, что уже упомянутый спартанский царевич Дориэй, потерпев неудачу в Африке, в 510 году до н. э. попытался обосноваться в западной части Сицилии, прямо между старыми финикийскими городами Панормом (совр. Палермо) и Солунтом. Он был побеждён «в битве с финикиянами и эгестийцами» (жителями Эгесты – элимами, которые были союзниками финикийцев), но война на этом не кончилась; наоборот – в неё втянулись новые участники. Гелон – тиран города Гелы, а затем правитель Сиракуз - даже обращался к балканским грекам за помощью в войне с карфагенянами под предлогом мести за Дориэя (правда, безуспешно); вероятно, война разгорелась очень серьёзная.
Свою роль в конфликте сыграли и раздоры между сицилийскими греками. Ферон, тиран Акраганта, бывший союзником Гелона, лишил власти Терилла – тирана Гимеры. Терилл объявился в Карфагене и нашёл там покровительство. Карфагеняне, которым усиление Гелона и Ферона не предвещало ничего хорошего, решили воспользоваться случаем.
Огромное карфагенское войско, которым командовал сын Магона – Гамилькар (Абд-Мелькарт), высадилось на Сицилии. С пунийцами объединились их эллинские союзники. Однако их ждало сокрушительное поражение. В битве при Гимере (480 г. до н. э.) конница Гелона смогла напасть на карфагенян врасплох, пока они только готовились к предстоящему сражению, сжечь их корабли и полностью разгромить приведённую в полное расстройство (хотя и упорно сопротивлявшуюся) карфагенскую армию. Гамилькар, совершавший жертвоприношения во время неожиданного нападения греков, погиб; его тела победители не нашли. Карфагеняне рассказывали, что он, увидев бегство своих воинов, бросился в жертвенный огонь, принёся в жертву самого себя.
Между Карфагеном и Сиракузами был заключён мир, согласно которому Карфаген оплачивал военные расходы Гелона и выплачивал контрибуцию в 2 тысячи талантов серебра. Свои владения на западе Сицилии пунийцы, однако, сохраняли. Поражение не стало для Карфагена катастрофой, однако заставило заметно изменить свою политику.
Карфагеняне переключились на укрепление своих позиций в Африке, где во время заморских войн их положение так ухудшилось, что они снова сделались данниками ливийцев. Успешные действия против ливийцев вели внуки Магона (числом 6 человек). Среди них первенствующее положение, вероятно, занимал Ганнон (Ханон), которого иногда отождествляют с Ганноном-мореплавателем, возглавлявшим карфагенскую экспедицию вдоль атлантического побережья Африки, и о котором Дион Хризостом говорил, что он превратил карфагенян из тирийцев в ливийцев. Последнее означало, конечно, не смену «национальности», а то, что Карфаген перестал быть только морской державой и приобрёл достаточно значительные континентальные владения. Магониды заставили окружающие ливийские племена отказаться от дани; вероятно, они же и превратили их в своих подданных. Где-то в 5 веке в состав державы были включены и те старые финикийские колонии на побережье Африки, которые ещё оставались самостоятельными.
Параллельно развивалась активная «мирная» колонизация. Археологические изыскания показали, что она имела немалый размах: побережье Туниса и Алжира было усыпано пунийскими поселениями. Обосновывались карфагеняне и на атлантическом побережье Африки, на берегу нынешнего Марокко. Эти колонии были опорными пунктами для торговли. Пунийцы заняли также Мальту и Балеарские острова.
Итак, к середине 5 века до н. э. держава была создана, и в течение последующих двух веков расширение её было довольно незначительным – активная экспансия уже была «свёрнута».
На настоящую «империю» это государственное образование походило мало. «Империалистический хищник» из Карфагена вышел далеко не самый зубастый (если вышел вообще), а его власть над покорёнными территориями основывалась в бОльшей степени на влиянии, чем на прямом вмешательстве.
По-настоящему жёсткие методы пунийцы применили по отношению к «подданным» – ливийским племенам, покорённым в это время. Ливийцы должны были платить Карфагену натуральный налог в виде десятины урожая, из них также набирали рекрутов (не наёмников). Известно, что во время первой Пунической войны карфагенские власти взвинтили налог до половины урожая. Вряд ли, однако, это было правилом – скорее неудачно найденной пожарной мерой (та война оказалась очень разорительной), имевшей дурные последствия. Случались восстания ливийцев, которые жестоко подавлялись.
Кочевые племена – нумидийцы считались союзниками Карфагена. Они поставляли в карфагенскую армию прекрасную конницу. Зависимость их от Карфагена была очень слабой. В таком же положении, вероятно, находились и некоторые другие народы, находившиеся в сфере влияния Карфагена.
Что же касается карфагенских колоний и присоединённых к державе финикийских городов, то они жили собственной жизнью. У них были собственные правительства, некоторые чеканили собственную монету. Похоже, они даже не были обязаны оказывать Карфагену военную помощь. Значительная часть городов и присоединённых территорий, однако, находилась под карфагенским протекторатом. Это означало, что Карфаген брал под свой контроль их внешнюю торговлю. Да уж, немыслимая жестокость. Вероятно, в таком положении находилась и Утика – старейшая тирская колония в Африке, сошедшая на вторые роли после включения в состав Карфагенской державы. За это утикийцы ненавидели Карфаген, впоследствии доходя даже до сотрудничества с его врагами, и можно только удивляться либерализму карфагенских властей, не пытавшихся после этого расправиться с «изменниками» и даже сохранявших за Утикой формальное равноправие.
Карфагенская держава не была достаточно прочной. «Слабым звеном» была уже её территориальная разбросанность. Ей также недоставало спаянности: Карфаген вполне удовлетворялся гегемонией, и лишь небольшая часть его владений была поставлено под его прямое управление. Не стОит оценивать это как однозначное зло: пожалуй, для всех, кроме «подданных»-ливийцев, власть Карфагена была не слишком уж тяжела. Но перед лицом внешнего врага это оборачивалось большой слабостью, что и обнаружилось потом во время войн с Римом, когда держава пунийцев, по удачному выражению Моммзена, «рвалась, как паутина». Сам Карфаген был очень уязвим, находясь в очень ненадёжном окружении, причём, как показали события, опасаться следовало даже не угнетённых «подданных», а союзников, которые в случае чего были не прочь поживиться за счёт Карфагена.
В описываемое время, однако, бояться этого ещё не приходилось. Карфаген был могуществен, процветал и благоденствовал.
Где-то в середине 5 века до н. э. настал конец диктатуре Магонидов. Мы не знаем в точности, как это произошло. Эта династия, по словам Юстина, «стала тяжкой для свободного государства». Последние Магониды сосредоточили в своих руках слишком большую власть, явно не соответствующую их официальному положению – они теперь «всё сами делали и решали», точно самодержавные правители, и перегнули в этом палку. Гисгон, сын погибшего Гамилькара, был отправлен в изгнание, а в государственном устройстве были проведены реформы с целью ограничить власть военачальников и больше не допустить диктатуры. Впоследствии карфагенские власти часто относились с недоверием к удачливым и популярным полководцам, видя в них потенциальных диктаторов (что было недалеко от истины).
В отношении своих соперников-греков пунийцы придерживались «ограничительной» политики. Стремление Карфагена к мировому господству существует разве что в воображении г-жи Бобровниковой; пунийцев, чей наступательный порыв порядком выдохся после поражения при Гимере, интересовали вещи более «приземлённые» – сохранение торговой монополии в западном Средиземноморье и удобного для себя равновесия сил. Это означало в первую очередь то, что нельзя было допускать усиления греков на Сицилии. Военные действия сконцентрировались на этом острове, где в конце 5 века началась дурная бесконечность греко-пунийских войн. Чем-то это напоминало вечные разборки шпаны из соседних дворов: сошлись, помахали кулаками/арматурой, понавесили фингалов, проломили пару черепов и разошлись – до следующего раза. Войны шли с переменным успехом, не принося решительного перевеса и окончательной победы ни одной из сторон.
Началось с того, что жители Эгесты, теснимые греками из Селинунта, просили помощи у Карфагена, соглашаясь перейти под его власть. Пунийцы, памятуя о поражении при Гимере, согласились не без колебаний. Для этого снова пришлось вспомнить о Магонидах. Из изгнания был возвращён внук павшего при Гиммере Гамилькара – Ганнибал (Ханни-Баал; не путать с более известным героем второй пунической войны); ему доверили командование над войском. Карфагенские власти могли рассчитывать на то, что он захочет отомстить за деда – и не ошиблись. Ганнибал захватил и разрушил отчаянно сопротивлявшийся Селинунт, а затем и Гимеру, где погиб его дед. Рассказывали, что там он совершил свирепую кровную месть, перебив три тысячи пленных. После этого вполне удовлетворённый Ганнибал вернулся со своей армией в Карфаген. Гимера и Селинунт вскоре снова достались грекам. В 406 году до н. э. карфагеняне послали на Сицилию новую армию во главе которой стоял тот же Ганнибал и его родственник Гимилькон (Химилькат). На этот раз карфагеняне предприняли более широкое наступление на греческие города. Правда, во время осады города Акраганта неожиданно умер Ганнибал, но Гимилькон смог довести осаду до конца. Акрагант пал, за ним пали города Гела и Камарина. Сами Сиракузы были осаждены, но в карфагенском лагере началась эпидемия, и пришлось идти на мировую. Мирный договор 405 г. устанавливал границу между карфагенскими и греческими владениями в Сицилии, при этом Карфагену отходили некоторые завоёванные территории, так что исход кампании можно было считать успешным.
Мир продержался недолго. Сиракузский тиран Дионисий тщательно готовился к новой войне. В 398 г оду до н. э. он двинул свою армию в карфагенскую часть острова. Он дошёл до Мотии, опорного пункта карфагенян на Сицилии, и осадил её. Героическое сопротивление Мотии было безуспешным – город был разрушен и больше не восстанавливался. Спасать положение отправился Гимилькон, снова попытавшийся осадить Сиракузы. Однако он потерпел поражение. Вернувшись с позором в Карфаген, он покончил с собой. В 392 году был заключён мир. По его условиям карфагеняне теряли бОльшую часть своих владений, сохранив за собой лишь западную оконечность острова.
Неудачи карфагенян этим не исчерпывались: восстали ливийцы, решившие воспользоваться поражением Карфагена. Пунийцы едва не потеряли свои африканские владения; была угроза и для самого Карфагена. Распространялось мнение, будто беды преследуют карфагенян из-за того, что армия Гимилькона в Сицилии разрушила храм греческих богинь Деметры и Персефоны. Чтобы умилостивить богинь, в Карфагене был введён их культ. Эта мера могла лишний раз ударить по престижу Магонидов, которые и совершили святотатство. Магониды окончательно сходят со сцены – больше мы их в истории Карфагена не встретим.
Властям удалось навести порядок в Карфагене. Конфликту же с Дионисием не было видно конца. Дионисий попытался захватить Эгесту, что заставило карфагенян вновь отправить на Сицилию свои войска. На этот раз удача больше сопутствовала карфагенянам – они вернули себе ранее завоёванные территории и дошли до реки Галик. В 368 году Дионисий начал последнюю свою войну с карфагенянами. В начале войны ему помогло то, что некий карфагенский аристократ Суниат (Сунйатон или, может быть, Эшмунйатон) сыграл роль добровольного шпиона на его службе, выдав ему военные секреты карфагенян. Причиной этому была... неприязнь к военачальнику Ганнону (вероятно, они соперничали из-за власти). Предатель, конечно, был осуждён, но его предательством сумел воспользоваться Дионисий, захвативший некоторые города и осадивший Лилибей (новый опорный пункт карфагенян, основанный после гибели Мотии). Но затем удача отвернулась от тирана: взять Лилибей не удалось, карфагеняне разбили греческий флот, а затем и сам тиран умер. Его преемник, Дионисий-младший, заключил с пунийцами мир.
И этот мир был недолог. Греческая часть Сицилии погрузилась в смуты и раздоры. Один из претендентов на власть в Сиракузах, Гикет, вступил в союз с карфагенянами. В Сицилию была послана армия во главе с Ганноном, тем самым, что успешно закончил последнюю войну с Дионисием. Вероятно, на его счету были и ещё какие-то успехи, за которые он получил прозвище Великого. (Иногда предполагается, что его потомком был одиозный персонаж времён Пунических войн, тоже называвшийся Ганноном Великим, хотя ничего хоть сколько-нибудь великого он не совершил; должно быть, прозвище сделалось наследственным, как фамилия). Ганнон двинулся на Сиракузы, раздираемые гражданской войной, и едва не взял их. Однако присланное из Коринфа войско во главе с Тимолеонтом заставило карфагенян уйти. Ганнон был смещен со своего поста, а его преемник, вступивший в войну с Тимолеонтом, был разбит.
Ганнон, вернувшись в Карфаген, предпринял попытку захватить власть. Он задумал пригласить к себе всех членов карфагенского совета, якобы на свадьбу дочери, а на самом деле для того, чтобы их перебить. Однако его замысел «раскусили». Тогда, вооружив большое число рабов, он занял какую-то крепость и пытался поднять на мятеж ливийцев, но ничего у него не вышло: он был схвачен, подвергнут пыткам и казнён почти со всеми родственниками. Его сын Гисгон был изгнан.
Карфагенские власти поступили верно, сохранив жизнь Гисгону, так как скоро пришлось звать его обратно: дела карфагенян на Сицилии пошли из рук вон плохо, а Гисгон уже был известен своими военными способностями. Став командующим, Гисгон действительно добился некоторых успехов, позволивших пунийцам заключить в 338 году мир на вполне выгодных условиях.
Новая большая война началась, когда власть в Сиракузах захватил Агафокл. Напав на карфагенские владения в Сицилии, он не добился большого успеха, а в битве в 311 году потерпел серьёзное поражение. Тогда он решил пойти на риск и перенести войну в Африку. В 310 году греческая армия оказалась на африканской территории и заняла город Тунет. Карфагеняне спешно набрали новую армию, поставив во главе её двух враждующих военачальников (чтобы ни один не метил в диктаторы). Эта армия была разбита, один из командующих погиб. Этим попытались воспользоваться нумидийцы (правда, с этим бедствием пунийцы сумели быстро справиться). И как будто этого было мало, Бомилькар (Бод-Мелькарт), второй командующий карфагенской армией, попытался захватить власть в Карфагене. Дело дошло до уличных боёв. В конце концов беспорядки удалось прекратить, участники смуты получили амнистию, а сам неудачливый кандидат в диктаторы был казнён. Агафокл упустил благоприятный момент. Овладеть Карфагеном он не смог и вернулся на Сицилию, где подняли голову его старые враги, а в Африке оставил своего сына Архагата. Архагат был разбит карфагенянами; возвращение Агафокла не могло поправить дело, и в результате Агафокл должен был заключить невыгодный для себя мир и платить Карфагену контрибуцию. Его италийские наёмники заняли в Сицилии город Мессану. Это были те самые мамертинцы, которые впоследствии сыграют свою роль в развязывании первого конфликта Карфагена с Римом.
В 278 году в Сицилии появился эпирский царь, авантюрист Пирр. До этого он одержал в Италии пиррову победу над римлянами и теперь с готовностью откликнулся на призыв сицилийских греков помочь в войне с карфагенянами (так как военные действия здесь не прекратились и после смерти Агафокла). Пирр завоевал почти весь остров. Карфагеняне с трудом держались в Лилибее и казалось, что их вот-вот полностью выдворят из Сицилии. Спасло их только то, что Пирр в конце концов настроил сицилийских греков против себя и должен был уйти, после чего карфагеняне вернули себе свои владения и попытались их расширить.
И кому могло бы прийти тогда в голову, чем может завершиться эта бесконечная борьба греков и карфагенян за Сицилию? А завершилась она тем, что остров достался Риму. Вплоть до Пунических войн карфагеняне не видели в римлянах врагов. Традиционными соперниками были греки, а римляне были союзниками, с которыми Карфаген постоянно заключал договоры. Конечно, успехи Рима в Италии могли несколько настораживать, но вряд ли карфагеняне могли представить, что именно эти опасно усилившиеся «друзья» станут их злейшими врагами, а впоследствии – и палачами.
Tags:
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
From:
no subject
Пришлось порциями читать :)
From:
no subject
А какие сюжеты!
Да, история получилась не слишком подробная, но весьма бурная...
From:
no subject
Очень приключенческая история. Тем более учитывая белые пятна - просто радость романиста.
From:
no subject
From:
no subject
From:
no subject
Наукообрзаное, скорее. Азы.
Что такое "тофет", история Пунических войн етс...
From:
no subject
From:
no subject
Хотя и в таком случае, вероятнее, обращусь к Шифману или Циркину. :-)
From:
no subject
Он еще писал о республиканцах, кажется... О гражданских войнах в Риме?
From:
no subject
From:
no subject
"Гражданские войны в Риме. Побежденные".
From:
Карфаген. На подступах к возобновлению темы